Приднестровский конфликт: современное состояние и пути решения

Иванов Олег Борисович руководитель, Центр урегулирования социальных конфликтов 129063, Россия, г. Москва, проспект Мира, 72, оф. 1207 Ivanov Oleg Director, Center of Social Conflicts Regulation 129063, Russia, Moscow, Prospekt Mira 72, office #1207 sovetmomo@mail.ru Другие публикации этого автора

Распад существовавшей не одно десятилетие Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений запустил процесс формирования на политической карте мира не только новых государств, но и появления на ней территорий, заявивших о своем стремлении самоопределиться и провозгласивших в связи с этим свои собственные суверенитет и государственность. В ряде республик бывшего СССР и, в частности, в Молдове, эти процессы были связаны с параллельной эскалацией этнонациональных конфликтов^[1]. Именно в результате такого конфликта на политической карте мира появилась непризнанная международным сообществом Приднестровская Молдавская Республика (ПМР).

Сам факт существования непризнанных государств как политического феномена – яркий пример низкой эффективности существующих международных и региональных институтов урегулирования конфликтами. В современном мире объективно соседствуют и сосуществуют, с одной стороны, тенденции к региональной и глобальной интеграции, а с другой, - тренды сепаратизма и ирредентизма ^[2].

Внешняя политика России в вопросе урегулирования приднестровского конфликта, а также в своем отношении к проблеме непризнанных государств в целом строилась исходя из принципов прагматизма и напрямую зависела от национальных геополитических интересов ^[10], причем этот тренд стал особенно заметным в течение последних полутора-двух десятков лет. Это обстоятельство является концептуально важным и его необходимо обязательно учитывать, анализируя современное состояние конфликта между непризнанной ПМР и Молдовой, а также возможные пути его разрешения.

ПМР последнюю четверть века является актором международных и межрегиональных процессов, при том что все это время существует в условиях неопределенного международного статуса. Факт отсутствия международного признания сам по себе оказывает ключевое влияние на специфику государственной стратегии, проводимой властями ПМР, и, следовательно, на развитие приднестровского конфликта ^[5]. Изучая текущее состояние дел в зоне приднестровского конфликта, необходимо также учитывать, что сам по себе этот конфликт изначально являлся типичным межнациональным конфликтом, в результате которого этническое меньшинство стремилось реализовать свое право на самоопределение в форме независимого государственного образования^[3].

Приднестровье, как и любое другое государство (в том числе – не имеющее международного признания) де-факто занимает свое место в глобальной системе политико-территориального сообщества, осуществляет политическое, социокультурное и экономическое взаимодействие как с соседними странами (в первую очередь, Молдовой и Украиной), так и с рядом других государств (Россия, Беларусь, Болгария, Румыния, Польша Турция, Словакия и т.д.). Иными словами, геополитическое положение непризнанной республики, потенциал ее активных действий в рамках конфликта с Молдовой, определяется как через характер отношений с региональными государственными акторами, так и через следующие факторы:

- политику стран – непосредственных соседей (Молдовы и Украины). Характерной чертой названных государств является их негативная позиция по отношению к государственности ПМР. В 2016 году, после прихода к власти в Молдове президента-социалиста Игоря Додона, аналитики осторожно прогнозировали положительные тенденции в развитии Приднестровского конфликта, однако полномочия президента Молдовы существенно ограничены, а в парламенте страны большинство принадлежит оппозиционным ему силам, поэтому сколько-нибудь существенных изменений даже в риторике официального Кишинёва не произошло: ПМР должна реинтегрироваться (возможно – с особым статусом) в Республику Молдова, на территории Молдовы не должно быть военнослужащих иностранных государств, Соглашение об ассоциации в ЕС денонсировано не будет. Позиция Украины, особенно после событий февраля 2014 года, также имеет явно выраженную антиприднестровскую направленность;

- регион, в котором расположена ПМР (он расположен на перекрестке геокультурных, цивилизационных и транспортных потоков с богатой военно-политической историей, имеет стратегические выходы к важным в геополитическом отношении Балканам и в зону южных морей – Черного, Мраморного и Средиземного);

- наличие важного естественного геополитического рубежа – реки Днестр;

- приоритетную ролью отношений с Российской Федерацией;

- дислокацию на территории ПМР вооруженных сил РФ, расположенных здесь в рамках миротворческой миссии, что для Российской Федерации является формой присутствия в регионе ^[5].

Говоря о самом конфликте, следует иметь ввиду, что его военная часть закончилась непосредственно после событий 1992 года. Собственно, само вооруженное противостояние было относительно кратким и не сопровождалось таким количество жертв, в том числе среди мирного населения, как это было в Таджикистане, Абхазии или Нагорном Карабахе. Примечательно, что с 1992 года на территории конфликта не было зафиксировано ни одного случая возобновления огня. Более того, еще в 1997 году между властями ПМР и Молдовы был подписан Меморандум об основах нормализации отношений^[4], в котором договаривающиеся стороны зафиксировали, в частности, свое намерение «строить отношения в рамках общего государства», предусматривалось право Приднестровья на участие в формировании внешней политики Молдовы (впрочем, этот документ до сегодняшнего дня остается до сих пор единственным, посвященным политическим аспектам урегулирования). Впрочем, до практической реализации документа дело так и не дошло, в первую очередь в связи с тем, что подписавшие его стороны диаметрально противоположно трактовали его ключевые положения.

В регион не поставляется в существенных объемах вооружение, а Молдова продолжает сохранять относительный военно-политический нейтралитет, хоть и участвует в отдельных программах НАТО ^[7]. Строго говоря, актуальный военный потенциал армий ПМР и Молдовы таков, что они не способны к масштабным и эффективным наступательным вооружениям и, следовательно, не рассматривают вариант возвращения к военному сценарию разрешения конфликта. Эпизодически, впрочем, военные столкновения имеют место (как, например, столкновения таможенников и полицейских в зоне безопасности в середине 2013 года), однако масштаб и периодичность подобных инцидентов позволяет утверждать, что они не только не носят системного характера (хоть и происходят относительно регулярно), но и не являются, по сути, продуктом непосредственно приднестровского конфликта.

Все перечисленные обстоятельства определяют сущностные стороны актуального состояния приднестровского конфликта, а именно следующие: конфликт не разрастается, на сегодняшний день относится к числу «замороженных», характеризуется фактической независимостью Приднестровья от Молдовы, подпитываемой финансовой и экономической поддержкой со стороны России.

Какие-то иллюзии о возможности использования российской военной операции в целях признания (хотя бы и частичного) ПМР, вероятно, возникали у наиболее радикальных представителей «приднестровской идеи» на фоне русско-грузинского конфликта 2008 года (по сценарию Южной Осетии), однако не было зафиксировано никаких попыток реализовать эти иллюзии на практике. Как представляется, сценарий вооруженного противостояния не поддерживается в первую очередь населением – причем примерно в равной степени по обеим сторонам Днестра. Сейчас населением может относительно свободно перемещаться из Молдовы в ПМР и обратно, выбирать себе место жительства и в любой момент менять его в соответствии с личными предпочтениями и социально-экономическим положением определенной территории. Очевидно, что на этом фоне обострение конфликта и перевод его в вооруженную стадию будет крайне негативно воспринят простыми людьми и, таким образом, может привести к серьезным внутриполитическим последствиям, к которым, по сути, не готовы и вряд ли будут готовы в обозримом будущем местные элиты. Причем сколько-нибудь серьезные реваншистские настроения не наблюдаются даже в Кишиневе, несмотря на объективное наличие после 1992 года определенной травмы в национальном общественно-политическом сознании ^[7].

Тот факт, что Россия со своей стороны не воспользовалась «абхазо-юго-осетинским прецедентом» и не признала в 2008-2009 годах независимость Приднестровья, связан с целым рядом геополитических и, не в последнюю очередь, экономических факторов. Против признания сыграло, например, отсутствие физической угрозы для жизни граждан РФ, проживающих в ПМР (а их там примерно 1/3 от 500 тысяч человек, составляющих население непризнанной республики), а также наличие серьезного российского миротворческого контингента, которое сводило эту угрозу даже в потенциале к практическому нулю. При этом факт нахождения российских миротворцев (оперативная группа российских войск численностью, по разным оценкам, от 1000 до 1500 человек) не только оказывает благотворное влияние на поддержание мира и стабильности в регионе ^[26], но и способствует сдерживанию расширения блока НАТО в восточном направлении. Признание же ПМР в качестве суверенного государства еще более ухудшило бы отношения с Западом. В ситуации, когда ПМР не имеет с Россией общей сухопутной границы, такое признание вполне вероятно привело бы к тому, что ввод войск для поддержания безопасности, и даже просто снабжение региона всем необходимым неминуемо были бы осложнены даже с чисто организационной точки зрения, не говоря о внешнеполитических сложностях и, таким образом, вполне могли бы послужить катализатором крупного регионального конфликта. К такому конфликту глобальные акторы (включая Россию) не были готовы в тот момент, не готовы они к нему и сейчас ^[10].

Отметим, что существование Приднестровья значительно менее заметно для глобальных акторов, нежели иные локальные конфликты на территории бывшего СССР. Объясняется это обстоятельство двумя факторами: во-первых, Молдова сама по себе в глобальной политике имеет меньшую ценность нежели, например, кавказский регион, и, во-вторых, в этом геополитическом регионе вызовы глобальной безопасности в понимании крупных международных акторов носят не столько серьезный и структурный характер ^[7].

Кроме того, после начала работы официальной миссии ЕС на украино-молдавской границе, стало понятно, что и периодически звучавшие ранее опасения в плане «мягкой безопасности», также беспочвенны. Миссия была наделена правом посещать любой пункт на молдавско-украинской границе, изучать таможенные документы и требовать, при необходимости, их уточнения. По итогам ее работы было установлено, что в регионе действительно осуществляются реэкспортные операции такими товарами, как продукты питания, сигареты, автомобильное топливо и т.п. В то же время сколько-нибудь значительных фактов контрабанды оружия, масштабной нелегальной трудовой миграции, торговли людьми, наркоторговли и т.п. в ПМР выявлено не было. Точно также не нашли своего объективного подтверждения мифы о якобы производимом на приднестровских заводах тяжелом вооружении. Между тем контрабанда – общая проблем стран бывшего социалистического лагеря, особенно остро стоящая для многих бывших республик СССР, и не является исключительно приднестровским феноменом. А что касается трудовой миграции, то население ПМР уже давно в большинстве своем получило паспорта Российской Федерации, Молдовы, Украины и Румынии, и, следовательно, имеют все необходимые правовые возможности для решения вопроса со своим трудовым статусом на легальных основаниях.

Приоритетные цели, задачи и формы реализации актуальной внешнеполитической линии Приднестровья зафиксированы в Концепции внешней политики ПМР, принятой 20.11.2012 года. В ней в качестве приоритетов указаны евразийская интеграция, органичное воплощение в жизнь итогов референдума 2006 года о поддержке курса на независимость ПМР и последующее ее присоединение к РФ, а также переговорный процесс с Молдовой^[6]. При этом на текущем этапе переговорного процесса ПМР считает принципиально недопустимым обсуждение каких бы то ни было политических вопросов, предлагая в повестку дня вопросы социальной, гуманитарной и экономической направленности, решение которых должно послужить росту уровня жизни населения обеих стран и способствовать восстановлению атмосферы доверия ^{[5, 22, 23]}. Именно доверие (или недоверие), служит одним из ключевых факторов в определении динамики и направления развития взаимоотношений людей и властных институтов, особенно если формирование такого взаимоотношение происходит на фоне нерешенных конфликтов. Акторы, действуя на основе собственных, но объективно ограниченных знаний о необычайно разнообразной и постоянно усложняющейся социальной реальности, вынуждены определять свои возможности для удовлетворения потребностей в том числе через выработку положительной или отрицательной установки на доверие или недоверие к другим акторам.

Интересно, что, как показывают результаты социологических опросов, усилия органов публичной власти по формированию обстановки доверия ощущают на себе более половины приднестровцев (51,1%), а согласных с ними жителей Молдовы практически в два раза меньше (26,5%). Кроме того, среди населения Молдовы преобладает точка зрения, что сам по себе процесс урегулирования пущен на «самотек» (45,6%).При этом уровень доверия национальным органам власти вообще на левом и правом берегу Днестра также существенно отличается. 41,3% опрошенных жителей ПМР ответили, что доверяют своему правительству, в то время как среди принявших участие в опросе жителей Молдовы этот процент составляет всего 16,5%. У столь значительно разброса мнений есть, безусловно, несколько объективных объяснений, однако он весьма иллюстративен и сам по себе ^[8].

Не менее интересным представляется взаимосвязь межличностного и институционального доверия. В частности, опросы, которые провели специалисты НЦАИ «Новый век» в 2009 году в рамках проекта «Импакт», показали четкую тенденцию снижения уровня доверия граждан одного берега к политическим лидерам берегам противоположного. Так, рассчитанный индекс недоверия у жителей ПМР к руководству Молдовы составил 1,04, в то время как аналогичный показатель населения республики Молдова составил 0,59. То есть на момент проведения опроса жители ПМР относились к политическому руководству Молдовы значительно более скептически, чем жители Молдовы к политическому руководству ПМР ^[9].

Внешнеполитическая ориентация государственного аппарата и основных элит на известный культурный и цивилизационный контекст является существенной составляющей стабильности политической системы. И здесь, применительно к рассматриваемому конфликту, следует констатировать очевидную разнонаправленность этой ориентации у конфликтующих сторон. После распада СССР население территории по правому берегу Днестра оказалось, в известном смысле, в ореоле влияния европейской цивилизации, в то время как жители левого берега предпочли в культурном и ценностно-смысловом поле Россию и даже, в некотором отношении, Советский Союз. Идентификационные процессы и ценностные ориентации населения Молдовы изначально формировались под влиянием Румынии – самого близкого в геополитическом плане союзника Молдовы. «Румынский фактор», имевший свои позитивные моменты, к настоящему времени, однако, все чаще упоминается в связи со своей дестабилизирующей ролью в зоне конфликта. В то же время нельзя не отметить и достаточно устойчивую ориентацию населения Молдовы на русскую культуру, на политическое и, особенно, экономическое сотрудничество. Так, в частности, республика занимает третье место по объемам перечисления гастарбайтеров в ВВП страны (уступая только Филиппинам и Таджикистану). Доля таких перечислений составляет до 70%, при этом пятая часть их совершается в российских рублях. Кроме того, по официальным данным, в первом полугодии 2016 года объем молдавского экспорта в ЕС сократился на 2,0%, тогда как в Российскую Федерацию – увеличился на 20,0% ^{[8, 20]}.

Важным фактором, влияющим на развитие приднестровского кризиса, является роль политического лидера в жизни ПМР. В Приднестровье 11.12.2016 года состоялись выборы президента. По официальным данным, явка на них составила 60,1%, при этом 62,3% голосов были отданы за победившего В.Н. Красносельского. Указанные цифры позволяют говорить о наличии такого лидера и о том, что он пользуется существенной электоральной поддержкой. Статус президента ПМР и его авторитет, таким образом, позволяют решить обострившуюся проблему внутриполитических разногласий и консолидировать общество ^[5].

Отметим, что созданные и функционирующие в ПМР правовые механизмы в целом обеспечивают защиту и обеспечение государственных интересов непризнанного государства и, через это, оказывают свое влияние на ход и динамику приднестровского конфликта.

Основные последствия самого конфликта и существования ПМР носят, разумеется, геополитический характер. Россия с самого начала рассматривала Приднестровье как инструмент восстановления своего влияния в Молдове в целом. Вариант реинтеграции Молдовы на принципах федерации или конфедерации позволил бы Москве, с одной стороны, существенно повысить, как эффективному переговорщику и миротворцу, свой международный авторитет, и, с другой стороны, через Приднестровье и Гагаузию добиться существенно большего влияния на внутреннюю и внешнюю политику реинтегрированной Молдовы ^[31]. При этом в официальной риторике России курс на реинтеграцию Молдовы периодически сменяется на стратегию «суверенизации» ПМР, хотя первое направления все-таки является официально приоритетным, что подтверждается, в частности, и тем обстоятельством, что даже при существенном ухудшении региональной обстановки РФ не стремится брать на себя финансовые и политические издержки, связанные с признанием официальным независимости ПМР, в том числе в такие моменты, когда такое признание хотя бы отчасти соотносилось с проводимой внешней политикой РФ (ситуация с Южной Осетией и Абхазией, присоединение Крыма и т.д.) ^[7].

Неразрешенность приднестровского кризиса самым непосредственным образом влияет на российско-молдавские, российско-румынские и, частично, российско-украинские отношения. Очевидно, что вплоть до полного разрешения этого кризиса невозможно будет говорить о нормализации этих отношений: для Молдовы и Румынии сам факт наличия вооруженных сил России (пусть даже в ранге миротворческого контингента) в непосредственной близости своих границ является показателем неоимперского подхода современной российской власти и, в связи с этим, однозначно неприемлем. Кроме того, участие России в приднестровском кризисе, ее роль в его урегулировании, является причиной ухудшения глобального политического климата, в первую очередь взаимоотношений Москвы, ЕС и США: два последних актора в своей официальной риторике неоднократно указывали, что, при наличии реальной заинтересованности и доброй воли Москвы, конфликт удалось бы полностью урегулировать в срок от полугода до года.

Между тем, в долгосрочной перспективе сохранение «де-факто» признанного Приднестровья может только усиливать негативные тенденции как для самой ПМР, так и для России – как государства-патрона. У Приднестровья были достаточно выгодные условия для интеграции в Молдову в 90-х годах прошлого века, а также в начале века нынешнего. Однако сейчас, с учетом роли Европейского союза и постепенного сближения Молдовы с ним, пространство для маневра у Тирасполя и России все более сужается. В том числе нерешенной остается проблема зависимости социально-экономического положения ПМР от рынков Молдовы и Украины, которые все больше встраиваются в единый европейский рынок ^[7].

Так, например, анализ макроэкономических показателей развития ПМР в последние годы свидетельствует о том, что существующая финансово-экономическая система Приднестровья не является устойчивой ^[32]. Для ее современного состояния характерны, в частности, следующие черты:

- отрицательное сальдо торгового баланса, достигшее размеров ВВП;

- темпы роста объемов импортных поступлений, вдвое превышающие темы роста экспорта, при том, что сам объем импорта уже более чем в три раз превышает объем экспорта;

- неуклонное сокращение численности населения (здесь большую роль играет уже упомянутая мультигражданственность основной части населения ПМР, его готовность к высокой эмиграционной стабильности; при этом решения правительств Молдовы и Украины относительно роста заработной платы, различных социальных преференций, а также возможности безвизового въезда в ЕС, весьма чувствительны для ПМР, поскольку стимулируют отток из нее наиболее квалифицированной части населения) ^[11].

К сегодняшнему дню Приднестровье с формально-экономических позиция может быть в любой момент объявлено банкротом. Так, совокупные доходы ПМР составляют порядка 4,8 млрд. руб., при этом совокупные расходы, которые требуются для обеспечения базовых потребностей функционирования государства – почти 20 млрд. руб. Иными словами, Приднестровье обеспечено собственными доходами меньше чем на четверть.От фактического банкротства ПМР спасает только существенная финансовая помощь России, основными статьями которой традиционно являются: поставки газа и обслуживание накопленного в связи с его поставками долга (порядка 5,5 млрд. долларов США), спонсирование социальных выплат (порядка 1 млрд. рублей в год), инвестиции в объекты социальной инфраструктуры через специально созданное для этого АНО «Евразийская интеграция» (порядка 3 млрд. рублей). Очевидно, что действующая в Приднестровье экономическая модель продемонстрировала свою неэффективность, что местной экономике необходима полноценная структурная перестройка, поиск новых механизмов функционирования в изменившихся внешних условиях ^{[19, 21, 24, 25]}.

Необходимо также учитывать, что риски эскалации приднестровского конфликта на сегодняшний день остаются и выглядят достаточно реальными. Этому способствует общее ухудшение социально-экономической ситуации как в ПМР, так и в Молдове, а также вызванная этим ухудшением внутриполитическая борьба, российско-украинский кризис и жесткая позиция Киева по отношению к Приднестровью ^[12]. В этих условиях России и ЕС, как основным глобальным акторам, участвующим в разрешении этого конфликта, необходимо предпринять срочные дополнительные меры по разрядке ситуации в зоне конфликта ^{[27, 28]}. В любом случае следует воздерживаться от политики фактической блокады ПМР со стороны Молдовы и Украины (не без поддержки западных стран), которая с разной степенью интенсивности проводится с 2006 года, и которая нацелена на полное и безоговорочное подчинение Тирасполя Кишиневу.

Более двух десятков лет политические силы Молдовы и ПМР, несмотря на активное участие международных посредников, не могут договориться о путях выхода из кризиса, статусе Приднестровья. И это при том, что за эти годы несколько раз складывалась ситуация, когда политическое решение проблемы представлялось не только возможным, но и относительно скоро достижимым ^[12]. Очевидно, что деятельность по урегулированию приднестровского конфликта должна быть поэтапной, должна учитывать устремления гражданского общества не только Молдовы, но и ПМР, в том числе те, которые выражены в результатах народного волеизъявления, обеспечивать национальную безопасность всех участвующих в разрешении конфликта сторон. Для урегулирования конфликта и его сторонам, и участвующим в переговорах международным посредникам придется применить весь комплекс не только правовых, но и социально-психологических мер.

В сложившейся ситуации повышается роль зарубежных партнеров в создании благоприятной атмосферы для такого рода встреч и переговоров. При этом реальные результаты, которые могут быть достигнуты в рамках такого переговорного процесса, напрямую зависят от гибкости сторон и от их реальной заинтересованности в поиске путей выхода из сложившейся ситуации ^{[15, 16, 17]}.

Говоря об активном привлечении к переговорному процессу международных и межгосударственных акторов, следует отметить, что соблюдение ими международного права – это основа полноценных межгосударственных отношений, поддерживающее всеобщие мир и безопасности, развивающее международное сотрудничество. Однако в отношении непризнанных государств (в том числе – ПМР) объективность и справедливость часто приносятся в жертву политической целесообразности и необходимости достижения международными акторами собственных национальных интересов. Как итог: существующие нормы международного права подменяются пристрастными оценками, применяется политика «двойных стандартов», что, в конечном счете, приводит к нарастанию деструктивных действий глобальных акторов по отношению к ПМР, выражающихся в разного рода блокадах ^[5], которые приводят к ухудшению общей социально-демографической ситуации в регионе, разрастанию и усугублению гуманитарного кризиса ^[30].

Проблема непризнанных государств вообще и проблема ПМР, в частности, является одной из ключевых геополитических проблем современной России, которая объективно нуждается в наращивании своего глобального влияния для реализации эффективной внешней политики. Задача России видится в необходимости убедить международное сообщество в том, что непризнанные государства на постсоветском пространстве имеют право на существование. А также продемонстрировать, что именно Россия является гарантом относительной стабильности в проблемных регионах и если ее вынудят уйти оттуда, это неминуемо приведет к резкому росту региональной напряженности и к почти неминуемому возвращению замороженных конфликтов к активной военной фазе. В настоящее время, впрочем, мировое сообщество очевидно не готово к позитивному восприятию такого рода аргументации: непризнанные государства постсоветского пространства сегодня воспринимаются ею как искусственный феномен, спровоцированной стремлением российских элит к неоимперскому возрождению.

При этом любой силовой вариант возвращения ПМР в состав Молдовы однозначно противоречит российским национальным интересам, поскольку спровоцирует новый виток вооруженного конфликта, который, в свою очередь, может привести к дестабилизации ситуации как в регионе в целом, так и в самой России ^[18].

Участвуя в разрешении приднестровского конфликта, России следует исходить из необходимости обеспечения собственной территориальной целостности, а также из необходимости формирования вокруг границ нашей страны единого, стабильного и дружественного по отношению к нам социально-экономического, военно-политического и транспортного пространства. С этих позиций тенденция на усиление взаимодействия России с государствами и их отдельными регионами, близкими по социокультурным, конфессиональным и геополитическим характеристикам выглядит объективной, а поддержка таких государств и регионов имеет стратегическую важность для российской внешней политики.

Смыслом и целью современной российской политики в регионе должен быть процесс продвижения с помощью институтов «мягкой силы» евразийских ценностей, как основанных на альтернативном понимании жизненных национальных ориентиров и отхода от ценностей индивидуализма, политики двойных стандартов. С военно-политической точки зрения России следует четко обозначить зону своих непосредственных военно-стратегических интересов и жестко пресекать как попытки обосноваться в этой зоне вооруженных сил третьих держав, так и попытки государств, входящих в эту зону, примкнуть к недружественным России альянсам и союзам ^[14].

Вместе с тем, мировому сообществу в условиях глобализации так или иначе придется предпринимать согласованные шаги по обеспечению легитимности на постсоветском пространстве. И определяющую роль в таком обеспечении будет играть позиция «Великого треугольника» - «современных империй»: США, России и Китая. Глобальным акторам необходимо активизировать работу в этом направлении, поскольку пока не будет создан эффективный прецедент решения проблем непризнанных государств на постсоветском пространстве, эти проблемы будут только разрастаться, что явно прослеживается, в частности, на примере вновь образованных ЛНР и ДНР.

По вопросу существования и возможного в перспективе политического и правового признания непризнанных государств, расположенных на территории бывшего СССР (в том числе и ПМР), официальная позиция России исходит как из права народов на самоопределение, так и из принципа территориальной целостности государств. При этом логически обоснованным представляется то обстоятельство, что оба принципа не являются абсолютами, что для разрешения конкретного конфликта необходим индивидуальный подход, учитывающий его специфику и удовлетворяющий в том числе национальным интересам России ^[13]. Президент России В.В. Путин, рассуждая о российской позиции в отношении непризнанных государств, подчеркнул: «Если мировое сообщество хочет решить вопрос так называемых непризнанных государств демократическим путем, то ему придется уважать мнение населения любой территории по устройству своей жизни» ^[29].

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи